Вся предыстория в Черновиках)
В учительской было светло. Свет сквозь высокие окна полосами ложился на столы, заваленные сложенными стопками книгами и рулонами ватмана, открытыми альбомами.
Вениамин Петрович, преподаватель по классу скрипки, и Геннадий Викторович, пианист, как всегда жарко спорили о перестройке.
— Советский Союз был колоссом на глиняных ногах, он закономерно должен был развалиться, — заканчивал свою мысль Геннадий Викторович, красующийся в своем всегдашнем кримпленовом бежевом костюме, который он привез из памятных гастролей по Прибалтике, и в галстуке в полоску, гармонирующим с костюмом.
читать дальше— Я не спорю, что должен был, но мне кажется, что мы выплескиваем вместе с водой и ребенка, — запальчиво возражал Вениамин Петрович, с зачесанными хохолком над широким лбом волосами с проседью и квадратными очками в толстой оправе на носу, одетый в строгий костюм, пошитый на фабрике "Большевичка".
В учительскую забежала его дочка Света, лет пятнадцати.
- Папа, дай ключи! - И уже выскакивая за дверь, сказала всем: - Здрасте!
— Но мы переходим к совершенно другому общественному строю, мы не можем оставлять все, как было. Долой совок! — широкий жест рукой.
— У нас это в природе, разрушить все до основанья, а затем… — язвил Вениамин Петрович.
— Да вы, батенька, фундаменталист…
Вениамин Петрович начинал злиться. Видя это, Геннадий Викторович переключился на несчастного Антона, который никак не мог прийти в себя после той случайной встречи на барахолке.
— А вы все рисуете свои головки?
Антон в смущении прикрыл лист альбома рукой. Он и в самом деле мало прислушивался к беседе двоих преподавателей и бессознательно набрасывал на листе эскизы кудрявой головы, при этом лицо на вощеном альбомном листе все больше походило на лицо того, встреченного на базаре парня.
— А Людмила Андреевна, между прочим, сегодня опять приносила замечательные вареники, которые вы никак не соберетесь отведать. Вы бы присмотрелись к ней, а?
Антон все больше смущался и скручивал лист рулончиком.
— Да оставьте же вы его в покое, Геннадий Викторович. Они сами разберутся и без вас, — не мог успокоиться разгоряченный спором Вениамин Петрович.
Геннадий Викторович довольно хмыкнул и вышел, он сегодня всех достал, что ему и требовалось.
Антон сидел в задумчивости, увидит ли он еще хоть раз свое божество?
В тот самый день Валерка с утра пропадал где-то, пока Саша грузил тару. На перерыве он примчался в магазин, вызвал Сашу из подсобки. Любка провожала их тревожным взглядом.
— Помчали на хату, что-то покажу.
Они шли мимо частных домов, из-за заборов на них лаяли собаки и улыбались яркие осенние цветы. Валерка рассказывал, что Муса сидит на своем месте и прям светится весь. Народу, правда, много сегодня что-то на рынке. Он терся около лотка и у него получилось в толчее стянуть кассету с новыми записями. Дома у Валерки была его мать, гремела кастрюлями на кухне. Отец сидел на завалинке во дворе, провожая пацанов неодобрительным взглядом.
Валерка вытащил свой старенький кассетник «Электроника 302» и заговорщицки сказал Саше:
— Глянь, это я сегодня спер. Крутизна, блин, - и засунул кассету в магнитофон.
Зазвучала, заклубилась музыка:
«Я крашу губы гуталином, я выхожу на променад»…
Саша хмыкнул, песня прямо в тему.
— Ну что, собираться пора? Пока дойду… — сказал Саша, и голос его сорвался.
— Да не ссы. Мы с пацанами на стреме будем. Чего там этому деду надо…
Они полезли с Валеркой на чердак, разыскали припрятанные Сашины вещи, и тот начал одеваться. «У этой грусти нет причины…» — уговаривал голос из кассетника, который Валерка прихватил с собой.
Причины для грусти не было, он был в стае, при деле, но прежние вещи, казалось, еще сохраняли запах Влада. Саша так и не разобрался, как назывался его одеколон, но тот как-то обмолвился, что натурально французский, стойкий.
Саша надевал свой кожаный плащ, тонкий, словно из ткани, не продуваемый ветром, черная кожа ласкала ладони.
Из кухни внизу пахло пережаренным луком, Валеркина мать грустно ругалась у плиты, что слишком сильно включила конфорку и что ничего не успевает с этими дармоедами. Валерка выудил пакет с бутылкой водки из дальнего ящика старого шкафа, прятал ее в своих вещах, чтобы отец не нашел.
Саша поправил воротник.
— Афигеть, — сказал Валерка. — Был бы ты девкой, я бы замутил с тобой чего-нибудь.
Саша взглянул на себя в зеркало, когда они спустились в комнату. Волосы, пожалуй, слишком отросли, хотя сейчас некогда ими заниматься, потом, после дела.
Вышли из дому, Валерка провожал его.
«Убей меня, убей себя … ты не изменишь ничего», — напутствовал его магнитофонный голос из форточки. Валерка остановился у выхода со двора.
— Мы с пацанами где-то через час выходим, давай. Пока дойдешь, пока посидите там…
Валерка осекся, а Саша избегал смотреть ему в глаза, махнули друг другу рукой.
Саша пошел в сторону частных домов, послеполуденное солнце золотило крыши домов и верхушки деревьев. Размахивая пакетом, шел по тротуару мимо киосков и заборов со старыми афишами. Ветви деревьев склонялись над ним, вспоминал адрес. «Двадцать шесть, — прошептал ему в ухо Муса. — Улица Первомайская, двадцать шесть. Приходи, очень жду!»
Валерка был похож на Влада, наверное тот был таким еще без этих крепких волчьих клыков, Саша думал, что потом они и правда поедут вместе с Валеркой в Магадан, может быть там, на далеком Севере он сможет начать новую жизнь.
Саша выбрал дорогу, которую ему показывал Валерка раньше, думал о том, как все будет происходить. Если этот дедуля начнет сразу приставать, как в него залить эту дурацкую водку? Придется дать в зубы, а потом что? Получится, что задание он провалил. Как-то все не клеилось. Видел бы его Влад сейчас.
Где же его похоронили? Наверное, в Красногорске. Все из-за него, из-за Саши… Найти бы могилу. А как же Лена? Вот бы она узнала, чем старший брат промышляет, хороший пример. Вспоминал, что еще летом водил ее к Евгении Геннадьевне на подготовку. «Смышленая девочка, - говорила старая учительница, которая еще Сашу принимала в первый класс, - и ты, молодец, с ней занимаешься. Осенью приходите».
С первого сентября уже неделя прошла.
Саша очень жалел, что не сможет отвести ее на линейку в первый раз, ведь так мечтал когда-то. Лена любила одевать школьную форму, белый фартучек, Саша приносил ей цветы с клумбы в особняке, они словно репетировали то, что Лена так ждала, и то, что Саша никогда не увидит. Он старался запомнить ее, счастливую, маленькую девочку и задавался вопросом, бывает ли там память, на той стороне, где все заканчивается? Попросить Влада за нее? Зачем, Влад и так понимал все и заботился бы о ней и дальше, Саша почему-то в это верил. А сколько бы он помнил его, Сашу? Год? Два? Лена была бы напоминанием, как бы Влад жил с этой памятью?
Сколько Саша плакал тогда, никто не узнает, молился днями и ночами, чтобы дотянуть до первой Леночкиной линейки. Не успел.
Бессмысленные вопросы, ненужные мысли, что теперь можно изменить? Наверняка, мама нашла в себе силы отвести Лену в школу, потом если что баба Люба присмотрит… Господи! Как же к ним прорваться?
Шел мимо дворов, увидел на траве бродячего пса у столба. Пес был старый и огромный, шерсть его торчала грязно-желтыми клочьями. Саша постоянно встречал его здесь - похоже, пес ждал хозяев, которые его выкинули из машины где-то на этом месте, к новым людям он уже привыкнуть не сможет. Пес посмотрел на Сашу человеческими глазами и отвернулся. Саша подумал, что выбросить на улицу такую собаку - это как выкинуть прочь своего близкого родственника, который тебя любит искренне и бескорыстно, и доверчиво и преданно будет ждать, когда за ним вернутся, до конца. Пожалел, что в пакете у него не было ничего съестного, чтобы кинуть собаке, только эта дурацкая бутылка.
Погруженный в свои мысли, поначалу не понял, что произошло. Сначала увидел, как солнце, клонящееся к закату, освещает желтые листья на ветках деревьев, и свет его необычный, медовый, казалось, кто-то толкнул его в сердце, долго не мог понять, что случилось, пока не услышал мелодию. Свернул вглубь деревьев и на тихой аллейке увидел четырехэтажное здание, которое раньше было белым, а сейчас стало грязно-серым от дождевых потоков и пыли. Сквозь деревянные рамы со второго или третьего этажа просачивались звуки скрипки.
«Времена года. Осень. Надо же...»
Смотрел, как завороженный, на изображение запыленных пионеров на фасаде под старой крышей, шумели деревья и налетал прохладный ветер, нес волнами мелодию над крышами соседних домов. Саша так заслушался, что чуть не столкнулся с человеком, шедшим ему навстречу.
— Вам нравится? — спросил незнакомец. Саша кивнул, лицо его казалось странно знакомым, но никак не получалось вспомнить, где он мог его видеть.
— Хотите послушать поближе?
- Ну, если недолго...
Саша подумал, что время еще есть, и направился ко входу в здание. На фасаде прочитал потертую надпись — "Школа искусств".
Антон не мог поверить своему счастью: его оживший бог шел по их улице. Закончил занятия, заполнил журналы и спешил домой к мамуле, и тут увидел идущего по улице кудрявого юношу с пакетом в руках, тот, подняв голову, смотрел на окна их школы и, казалось, прислушивался к мелодии. Антон собрал всю свою решимость и подошел к нему, заметив, что у двойника его любви мелкие веснушки на смуглом носу: совсем незаметные издалека, они делали его еще более трогательным и каким-то земным и теплым.
— Зайдем? — спросил он у юноши.
Тот посмотрел на Антона растерянно, потом неопределенно пожал плечами, и это можно было понять как "Почему нет…".
Антон чувствовал, что сердце екает в груди, решил, сейчас или никогда, если пропустить этот момент, возможности больше может и не быть. Старался не думать много о том, что сейчас происходило, главное - быть рядом, хоть несколько мгновений, видеть вживую того, о ком так много мечтал.
- Антон, - протянул руку своему богу.
- Саша, - тот ответил некрепким рукопожатием.
Юноша, почти мальчик, шел за ним, оглядываясь вокруг, а Антон думал, какая же неприглядная и обшарпанная у них школа, совсем не такая, какой была, когда он только пришел в нее учиться, а потом и работать. Портреты вождей, которые раньше украшали свежевыкрашенные стены в светлых коридорах, теперь были сняты и пылились на полу в ожидании, когда их отнесут в подсобку. Из-за недостатка денег лампочки не закупались и коридоры были темными и пыльными, потому что уборщица Зинаида Петровна уволилась из-за того, что зарплату ей платить почти перестали, а занявшая ее место Степанида Петровна была слишком старой, чтобы победить это запустение. Обои пузырились и отслаивались от стен, невозможно определить их прежний цвет, теперь же они были серыми с разводами паутины под потолком.
Над главным коридором висели круглые часы с крупными цифрами и толстыми стрелками, часы опаздывали на добрых пол часа, Саша удивленно моргнул, отводя от них взгляд, а Антон решил не предупреждать об этом двойника своего вечно юного бога, что значит бренное время, когда сама мечта приходит к тебе?
Мелодия приближалась, они прошли по темному коридору, поднимая пыль, затем вошли в зал. И вот Саша почти ослеп от неяркого света софитов после темноты. На сцене играла девочка с высоко взбитой челкой, длинный хвост светлых волос колыхался за ее спиной, на ней была длинная трехъярусная юбка и турецкий свитер с широкими рукавами. В зале в первом ряду сидел мужчина средних лет в очках, внимательно слушая девочку, мельком взглянул на вошедших, и снова стал смотреть на сцену.
— Можно? — Саша оставил свой пакет у дверей и тихо подошел к серьезной исполнительнице, ему так хотелось быть ближе к музыке. Девочка увидела его, но дисциплинированно продолжала играть.
Антон прошел в зал и сел на потертое кресло рядом с Вениамином Петровичем. Глядел со стесненным сердцем, как его молодой бог стал похож на щенка-первогодка, который, встречая свою первую весну, впервые увидел красивую бабочку. Он и удивлен, и растерян, зачарован порханием светлых крыльев.
— Неплохо смотрятся. Кто это, Антон? — спросил расслабленно сидящий Вениамин Петрович. Он готовил свою дочку Светлану к выступлению на городском конкурсе, и пока ее игрой был доволен.
Антон промычал что-то невнятное, и тут же остро возненавидел эту бледную вошь с длинными светлыми космами и глазами прозрачными, как бутылочное стекло. Он искренне пожалел, что затащил сюда свою только что обретенную любовь. Кто же мог знать, что играет именно эта поганка?!
Девочка закончила игру; эти двое стояли, словно окутанные неярким светом софитов среди темноты, из которой на них смотрела пара зачарованных глаз.
Антон не слышал, что они говорили друг другу, можно было догадаться, что она спросила:
— А вы умеете играть?
А он, пожав плечами, наверное, ответил что-то вроде:
-Ну-у… так…
— Хотите?
Она протянула ему скрипку и смычок, он принял от нее инструмент, церемонно поклонившись, лицо его оставалось серьезным. Несколько мгновений смотрел на скрипку и был похож на человека, который нашел давно потерянного друга. Антон удивился, никак не ожидая, что парень в черном плаще знаком с инструментом, необычным для теперешней жизни.
Вдоль над рекой быстроводной
Быстро две бабочки мчатся, кружась друг над
другом,
Только друг друга и видят они.
Ветку несет по реке: они сели,
Редкими взмахами крылышек держат кой-как
равновесье,
Заняты только любовью своей.
Друг мой! река — это время;
Ветка плывущая — мир;
Бабочки — мы!
Майков А. Н.
Быстро две бабочки мчатся, кружась друг над
другом,
Только друг друга и видят они.
Ветку несет по реке: они сели,
Редкими взмахами крылышек держат кой-как
равновесье,
Заняты только любовью своей.
Друг мой! река — это время;
Ветка плывущая — мир;
Бабочки — мы!
Майков А. Н.
В учительской было светло. Свет сквозь высокие окна полосами ложился на столы, заваленные сложенными стопками книгами и рулонами ватмана, открытыми альбомами.
Вениамин Петрович, преподаватель по классу скрипки, и Геннадий Викторович, пианист, как всегда жарко спорили о перестройке.
— Советский Союз был колоссом на глиняных ногах, он закономерно должен был развалиться, — заканчивал свою мысль Геннадий Викторович, красующийся в своем всегдашнем кримпленовом бежевом костюме, который он привез из памятных гастролей по Прибалтике, и в галстуке в полоску, гармонирующим с костюмом.
читать дальше— Я не спорю, что должен был, но мне кажется, что мы выплескиваем вместе с водой и ребенка, — запальчиво возражал Вениамин Петрович, с зачесанными хохолком над широким лбом волосами с проседью и квадратными очками в толстой оправе на носу, одетый в строгий костюм, пошитый на фабрике "Большевичка".
В учительскую забежала его дочка Света, лет пятнадцати.
- Папа, дай ключи! - И уже выскакивая за дверь, сказала всем: - Здрасте!
— Но мы переходим к совершенно другому общественному строю, мы не можем оставлять все, как было. Долой совок! — широкий жест рукой.
— У нас это в природе, разрушить все до основанья, а затем… — язвил Вениамин Петрович.
— Да вы, батенька, фундаменталист…
Вениамин Петрович начинал злиться. Видя это, Геннадий Викторович переключился на несчастного Антона, который никак не мог прийти в себя после той случайной встречи на барахолке.
— А вы все рисуете свои головки?
Антон в смущении прикрыл лист альбома рукой. Он и в самом деле мало прислушивался к беседе двоих преподавателей и бессознательно набрасывал на листе эскизы кудрявой головы, при этом лицо на вощеном альбомном листе все больше походило на лицо того, встреченного на базаре парня.
— А Людмила Андреевна, между прочим, сегодня опять приносила замечательные вареники, которые вы никак не соберетесь отведать. Вы бы присмотрелись к ней, а?
Антон все больше смущался и скручивал лист рулончиком.
— Да оставьте же вы его в покое, Геннадий Викторович. Они сами разберутся и без вас, — не мог успокоиться разгоряченный спором Вениамин Петрович.
Геннадий Викторович довольно хмыкнул и вышел, он сегодня всех достал, что ему и требовалось.
Антон сидел в задумчивости, увидит ли он еще хоть раз свое божество?
В тот самый день Валерка с утра пропадал где-то, пока Саша грузил тару. На перерыве он примчался в магазин, вызвал Сашу из подсобки. Любка провожала их тревожным взглядом.
— Помчали на хату, что-то покажу.
Они шли мимо частных домов, из-за заборов на них лаяли собаки и улыбались яркие осенние цветы. Валерка рассказывал, что Муса сидит на своем месте и прям светится весь. Народу, правда, много сегодня что-то на рынке. Он терся около лотка и у него получилось в толчее стянуть кассету с новыми записями. Дома у Валерки была его мать, гремела кастрюлями на кухне. Отец сидел на завалинке во дворе, провожая пацанов неодобрительным взглядом.
Валерка вытащил свой старенький кассетник «Электроника 302» и заговорщицки сказал Саше:
— Глянь, это я сегодня спер. Крутизна, блин, - и засунул кассету в магнитофон.
Зазвучала, заклубилась музыка:
«Я крашу губы гуталином, я выхожу на променад»…
Саша хмыкнул, песня прямо в тему.
— Ну что, собираться пора? Пока дойду… — сказал Саша, и голос его сорвался.
— Да не ссы. Мы с пацанами на стреме будем. Чего там этому деду надо…
Они полезли с Валеркой на чердак, разыскали припрятанные Сашины вещи, и тот начал одеваться. «У этой грусти нет причины…» — уговаривал голос из кассетника, который Валерка прихватил с собой.
Причины для грусти не было, он был в стае, при деле, но прежние вещи, казалось, еще сохраняли запах Влада. Саша так и не разобрался, как назывался его одеколон, но тот как-то обмолвился, что натурально французский, стойкий.
Саша надевал свой кожаный плащ, тонкий, словно из ткани, не продуваемый ветром, черная кожа ласкала ладони.
Из кухни внизу пахло пережаренным луком, Валеркина мать грустно ругалась у плиты, что слишком сильно включила конфорку и что ничего не успевает с этими дармоедами. Валерка выудил пакет с бутылкой водки из дальнего ящика старого шкафа, прятал ее в своих вещах, чтобы отец не нашел.
Саша поправил воротник.
— Афигеть, — сказал Валерка. — Был бы ты девкой, я бы замутил с тобой чего-нибудь.
Саша взглянул на себя в зеркало, когда они спустились в комнату. Волосы, пожалуй, слишком отросли, хотя сейчас некогда ими заниматься, потом, после дела.
Вышли из дому, Валерка провожал его.
«Убей меня, убей себя … ты не изменишь ничего», — напутствовал его магнитофонный голос из форточки. Валерка остановился у выхода со двора.
— Мы с пацанами где-то через час выходим, давай. Пока дойдешь, пока посидите там…
Валерка осекся, а Саша избегал смотреть ему в глаза, махнули друг другу рукой.
Саша пошел в сторону частных домов, послеполуденное солнце золотило крыши домов и верхушки деревьев. Размахивая пакетом, шел по тротуару мимо киосков и заборов со старыми афишами. Ветви деревьев склонялись над ним, вспоминал адрес. «Двадцать шесть, — прошептал ему в ухо Муса. — Улица Первомайская, двадцать шесть. Приходи, очень жду!»
Валерка был похож на Влада, наверное тот был таким еще без этих крепких волчьих клыков, Саша думал, что потом они и правда поедут вместе с Валеркой в Магадан, может быть там, на далеком Севере он сможет начать новую жизнь.
Саша выбрал дорогу, которую ему показывал Валерка раньше, думал о том, как все будет происходить. Если этот дедуля начнет сразу приставать, как в него залить эту дурацкую водку? Придется дать в зубы, а потом что? Получится, что задание он провалил. Как-то все не клеилось. Видел бы его Влад сейчас.
Где же его похоронили? Наверное, в Красногорске. Все из-за него, из-за Саши… Найти бы могилу. А как же Лена? Вот бы она узнала, чем старший брат промышляет, хороший пример. Вспоминал, что еще летом водил ее к Евгении Геннадьевне на подготовку. «Смышленая девочка, - говорила старая учительница, которая еще Сашу принимала в первый класс, - и ты, молодец, с ней занимаешься. Осенью приходите».
С первого сентября уже неделя прошла.
Саша очень жалел, что не сможет отвести ее на линейку в первый раз, ведь так мечтал когда-то. Лена любила одевать школьную форму, белый фартучек, Саша приносил ей цветы с клумбы в особняке, они словно репетировали то, что Лена так ждала, и то, что Саша никогда не увидит. Он старался запомнить ее, счастливую, маленькую девочку и задавался вопросом, бывает ли там память, на той стороне, где все заканчивается? Попросить Влада за нее? Зачем, Влад и так понимал все и заботился бы о ней и дальше, Саша почему-то в это верил. А сколько бы он помнил его, Сашу? Год? Два? Лена была бы напоминанием, как бы Влад жил с этой памятью?
Сколько Саша плакал тогда, никто не узнает, молился днями и ночами, чтобы дотянуть до первой Леночкиной линейки. Не успел.
Бессмысленные вопросы, ненужные мысли, что теперь можно изменить? Наверняка, мама нашла в себе силы отвести Лену в школу, потом если что баба Люба присмотрит… Господи! Как же к ним прорваться?
Шел мимо дворов, увидел на траве бродячего пса у столба. Пес был старый и огромный, шерсть его торчала грязно-желтыми клочьями. Саша постоянно встречал его здесь - похоже, пес ждал хозяев, которые его выкинули из машины где-то на этом месте, к новым людям он уже привыкнуть не сможет. Пес посмотрел на Сашу человеческими глазами и отвернулся. Саша подумал, что выбросить на улицу такую собаку - это как выкинуть прочь своего близкого родственника, который тебя любит искренне и бескорыстно, и доверчиво и преданно будет ждать, когда за ним вернутся, до конца. Пожалел, что в пакете у него не было ничего съестного, чтобы кинуть собаке, только эта дурацкая бутылка.
Погруженный в свои мысли, поначалу не понял, что произошло. Сначала увидел, как солнце, клонящееся к закату, освещает желтые листья на ветках деревьев, и свет его необычный, медовый, казалось, кто-то толкнул его в сердце, долго не мог понять, что случилось, пока не услышал мелодию. Свернул вглубь деревьев и на тихой аллейке увидел четырехэтажное здание, которое раньше было белым, а сейчас стало грязно-серым от дождевых потоков и пыли. Сквозь деревянные рамы со второго или третьего этажа просачивались звуки скрипки.
«Времена года. Осень. Надо же...»
Смотрел, как завороженный, на изображение запыленных пионеров на фасаде под старой крышей, шумели деревья и налетал прохладный ветер, нес волнами мелодию над крышами соседних домов. Саша так заслушался, что чуть не столкнулся с человеком, шедшим ему навстречу.
— Вам нравится? — спросил незнакомец. Саша кивнул, лицо его казалось странно знакомым, но никак не получалось вспомнить, где он мог его видеть.
— Хотите послушать поближе?
- Ну, если недолго...
Саша подумал, что время еще есть, и направился ко входу в здание. На фасаде прочитал потертую надпись — "Школа искусств".
Антон не мог поверить своему счастью: его оживший бог шел по их улице. Закончил занятия, заполнил журналы и спешил домой к мамуле, и тут увидел идущего по улице кудрявого юношу с пакетом в руках, тот, подняв голову, смотрел на окна их школы и, казалось, прислушивался к мелодии. Антон собрал всю свою решимость и подошел к нему, заметив, что у двойника его любви мелкие веснушки на смуглом носу: совсем незаметные издалека, они делали его еще более трогательным и каким-то земным и теплым.
— Зайдем? — спросил он у юноши.
Тот посмотрел на Антона растерянно, потом неопределенно пожал плечами, и это можно было понять как "Почему нет…".
Антон чувствовал, что сердце екает в груди, решил, сейчас или никогда, если пропустить этот момент, возможности больше может и не быть. Старался не думать много о том, что сейчас происходило, главное - быть рядом, хоть несколько мгновений, видеть вживую того, о ком так много мечтал.
- Антон, - протянул руку своему богу.
- Саша, - тот ответил некрепким рукопожатием.
Юноша, почти мальчик, шел за ним, оглядываясь вокруг, а Антон думал, какая же неприглядная и обшарпанная у них школа, совсем не такая, какой была, когда он только пришел в нее учиться, а потом и работать. Портреты вождей, которые раньше украшали свежевыкрашенные стены в светлых коридорах, теперь были сняты и пылились на полу в ожидании, когда их отнесут в подсобку. Из-за недостатка денег лампочки не закупались и коридоры были темными и пыльными, потому что уборщица Зинаида Петровна уволилась из-за того, что зарплату ей платить почти перестали, а занявшая ее место Степанида Петровна была слишком старой, чтобы победить это запустение. Обои пузырились и отслаивались от стен, невозможно определить их прежний цвет, теперь же они были серыми с разводами паутины под потолком.
Над главным коридором висели круглые часы с крупными цифрами и толстыми стрелками, часы опаздывали на добрых пол часа, Саша удивленно моргнул, отводя от них взгляд, а Антон решил не предупреждать об этом двойника своего вечно юного бога, что значит бренное время, когда сама мечта приходит к тебе?
Мелодия приближалась, они прошли по темному коридору, поднимая пыль, затем вошли в зал. И вот Саша почти ослеп от неяркого света софитов после темноты. На сцене играла девочка с высоко взбитой челкой, длинный хвост светлых волос колыхался за ее спиной, на ней была длинная трехъярусная юбка и турецкий свитер с широкими рукавами. В зале в первом ряду сидел мужчина средних лет в очках, внимательно слушая девочку, мельком взглянул на вошедших, и снова стал смотреть на сцену.
— Можно? — Саша оставил свой пакет у дверей и тихо подошел к серьезной исполнительнице, ему так хотелось быть ближе к музыке. Девочка увидела его, но дисциплинированно продолжала играть.
Антон прошел в зал и сел на потертое кресло рядом с Вениамином Петровичем. Глядел со стесненным сердцем, как его молодой бог стал похож на щенка-первогодка, который, встречая свою первую весну, впервые увидел красивую бабочку. Он и удивлен, и растерян, зачарован порханием светлых крыльев.
— Неплохо смотрятся. Кто это, Антон? — спросил расслабленно сидящий Вениамин Петрович. Он готовил свою дочку Светлану к выступлению на городском конкурсе, и пока ее игрой был доволен.
Антон промычал что-то невнятное, и тут же остро возненавидел эту бледную вошь с длинными светлыми космами и глазами прозрачными, как бутылочное стекло. Он искренне пожалел, что затащил сюда свою только что обретенную любовь. Кто же мог знать, что играет именно эта поганка?!
Девочка закончила игру; эти двое стояли, словно окутанные неярким светом софитов среди темноты, из которой на них смотрела пара зачарованных глаз.
Антон не слышал, что они говорили друг другу, можно было догадаться, что она спросила:
— А вы умеете играть?
А он, пожав плечами, наверное, ответил что-то вроде:
-Ну-у… так…
— Хотите?
Она протянула ему скрипку и смычок, он принял от нее инструмент, церемонно поклонившись, лицо его оставалось серьезным. Несколько мгновений смотрел на скрипку и был похож на человека, который нашел давно потерянного друга. Антон удивился, никак не ожидая, что парень в черном плаще знаком с инструментом, необычным для теперешней жизни.
@темы: Drafts, Original, Look at heaven
-
-
15.04.2018 в 16:49Почти в то же мгновение Антон понял, что они вместе с Вениамином Петровичем напряглись и вытаращились на сцену. Этот молодой, бандитского вида, надо признать, юноша играл двадцать четвертый каприз Паганини. Антон ожидал от него чего угодно, вплоть до Мурки или собачьего вальса. Но это?!
— Это что такое?! — прошипел Вениамин Петрович. — Где вы его взяли?
У Антона мелькнула мысль: «А этому парню, видно, нечего терять…»
Светлана даже отступила на шаг, сжав руки перед собой, и смотрела на него так, словно он стал и ее богом тоже. Антона просто скрутила неведомая ему до сих пор болезненная, острая ревность. Нет, не правда, однажды он испытал это чувство, когда увидел какого-то мужчину, который разговаривал с его мамулей на улице. Антону тогда было лет десять и он страшно испугался, что мамуля сможет предать его, выйти замуж и любить кого-то еще, кроме него, Антона, правда, больше он этого человека не видел. Мамуля отказалась тогда от возможного замужества и отдала всю жизнь своему сыну.
Звуки сыпались со сцены золотыми слитками. Каким-то неведомым образом юный музыкант вытягивал это произведение, Антон мог только отдаленно представить, сколько сил тот затрачивает сейчас, чтобы играть четко и ровно, выдавая полный, глубокий звук и ведя интонацию, вкладывая свое понимание, свой смысл в то, что играет. Антон видел и слышал во всем этом какое-то обреченное отчаяние. Несмотря на больную ревность, Антон чувствовал возбуждение и видел что музыка словно окутывает этих двоих на сцене. В свете слабых софитов они были будто бы в золотистом облаке посреди темноты, пришло понимание, что этот странный юноша играет только для нее…
Антон оглянулся на Вениамина Петровича и увидел, что тот часто моргает за запотевшими стеклами очков.
— Пастух и пастушка, — почему-то сказал Вениамин Петрович.
И Антон не мог не согласиться, что где-то на мамулиных многочисленных вазочках видел этот старый и вечный сюжет.
Наконец, Вениамин Петрович снял очки и стал их сосредоточенно протирать, приговаривая:
— Он сумасшедший, как и Никколо… Видно, что давно не играл, но решился… Погрешности есть, но небольшие, а сколько чувства, боже ты мой... Откуда он?
Антон был сильно раздосадован. Воспользовался удачным моментом, чтобы завлечь своего бога в эту школу с облупившимися стенами, но теперь и сам был не рад этому вниманию, и вдобавок попали на эту бледную немощь. И плохо еще то, что Саша оказался этаким юным дарованием, от которого Вениамин так просто не отцепится, у него на них был особый нюх. Когда отзвучал последний аккорд и музыкант на мгновение замер, тяжело дыша, с поднятым смычком в руке, Света захлопала в ладошки, а юный пастушок церемонно поклонился своей пастушке, только ей, но не зрителям в зале.
— Браво! Браво, юноша! Можно вас? — позвал Вениамин Петрович.
Саша, как человек только что проснувшийся ото сна, казался растерянным и словно не мог отойти от девочки, которая, восхищенно сжав тоненькие ручки, стояла перед ним.
Тут началась небольшая заварушка. Под сценой бушевал Вениамин Петрович:
— Молодой человек, можно вас…
— Вы придете еще? — спрашивала Светлана, прижимая к себе скрипку.
— Я..., - начал было Саша.
— Александр, пойдемте! Нам некогда! — Антон сам удивился своей неожиданной решительности, эта парочка, папаша с дочкой, явно действовала ему на нервы.
Саша уходил со сцены, часто оглядываясь.
— Но постойте… — не унимался назойливый Вениамин Петрович.
— Пойдемте! — Антон настойчиво увлекал за собой своего бога. — Потом поговорите. Я вам должен еще кое-что показать, вы очень похожи на одного человека, пойдемте.
Саша словно все еще слышал музыку и ничего больше, послушно шел за Антоном и, казалось, мало осознавал себя и то, что происходит вокруг. В последний раз оглянулся на девочку на сцене, и Антон поспешно вывел его из зала, провел по сумрачным коридорам.
За окном в свои права вступал тихий осенний вечер, последние лучи заката гасли в верхушках деревьев за окном. Антон суетливо достал ключи и поспешно открыл свой кабинет, их встретил запах пыли, красок, скипидара.
Саша озирался, словно пытаясь проснуться ото сна. Из большого окна со старыми деревянными рамами лился вечерний розоватый свет, или это он так преломлялся в кристалликах пыли на стекле? На шкафах стояли многочисленные бюсты, вазы для уроков рисования с натуры.
Антон подвел юношу к красивому бюсту молодого человека со склоненной головой.
— Ты необыкновенно похож на одного человека…. Вот, посмотри на него. Не узнаешь? — Антон подумал, что сейчас самое время перейти на «ты», тем более Саша все равно бы этого не заметил, а ему уже хотелось начать становиться ближе к своему божеству.
Саша неопределенно пожал плечами, будучи все еще под впечатлением от импровизированного концерта: то задумчиво смотрел за окно, где зеленели деревья в довольно запущенном, заросшем травой дворике школы, то на скульптуры и портреты своего двойника. Иногда взглядывал на Антона, а тот думал, как же зачаровать Сашу разговорами, продлить этот чудесный миг, когда его оживший бог здесь, и словно легче стало дышать рядом с ним после долгих лет ожидания.
-
-
15.04.2018 в 16:50Закатное солнце золотило его волосы, они были безумно похожи сейчас.
Саша задумчиво рассматривал грустное гипсовое лицо.
— Не знаю, может быть, — сказал он равнодушно.
— Ты хочешь узнать, кто он был? Ему посвящено много скульптур и стихов, и даже поэм.
— Да? — рассеянно спросил Саша. — Герой труда, что ли?
Антон поморщился, нужно было приступать к делу, и так все слишком затянулось, ему так хотелось познакомить Сашу со своими мечтами и образами.
— Ты знаешь, этой истории почти две тысячи лет. Могущественный император Рима был покорен силой красоты этого мальчика, говорят, что он выкрал его у родителей, и с тех пор Антиной стал его постоянным спутником.
При этих словах Саша, казалось, вздрогнул и почему-то подозрительно посмотрел на Антона.
— Есть разные версии того, как они встретились, одна из самых распространенных: римский император, повелитель мира, путешествовал по Вифинии, это сегодняшняя Турция. Однажды жарким вечером на исходе дня он был на собрании поэтов, император ценил и красоту, и литературу. Там он увидел юношу, сидящего на краю бассейна, тот опустил свои стройные ноги в воду и зачарованно слушал поэтов. Император увидел его, подошел к бассейну и заговорил с прекрасным юношей. О чем они говорили, никто уже никогда не узнает, но с этого момента Антиной стал постоянным спутником Адриана. Было опять же множество версий. Одна самая упорная, что Адриан выкрал мальчика у родителей. Они были поселенцами: мать его была азиаткой, а отец — греком. Будучи полукровкой, он был необыкновенно, поразительно красив.
Саша перевел взгляд на лицо своего двойника и взгляд его задержался на нем. Антону казалось, что Саша утратил, наконец, свою рассеянность и внимательно его слушает. Антон напрягал всю свою память, чтобы буквально цитировать читанные ранее рассказы.
- Может быть, мальчик пошел и по своей воле, что трудно предположить, в любом случае он стал постоянным спутником императора на несколько лет. Все источники говорят, что только тогда император был действительно счастлив. Он славился тяжелым характером, был отважным воином и пользовался большим уважением в армии, в походе мог спать на голой земле и есть из одного котла с солдатами, но в то же время нрав его был вспыльчивым и неровным. Есть немало сведений об убийствах им своих противников и бывших соратников.
Как жилось Антиною рядом с ним, история умалчивает, по тем сведениям, что дошли до нас, Антиной чаще всего был молчалив. Обрати внимание, его всегда изображают со склоненной головой. Рабы не имели права смотреть свободному человеку прямо в лицо, а он все же был рабом, даже если его и любили.
В полумраке размытых теней Антону показалось, что у Саши напряглись крылья носа, и рот его крепко сжат, и он внимательно смотрит на Антона. Хотя полумрак делал все кругом неверным и обманчивым. Антон ни за что на свете не согласился бы включить свет в кабинете, чтобы не разрушить эту странную связь, которая установилась между ним и его собеседником, и сам в этом уже не сомневался, видя, как внимательно и напряженно слушает Саша. И верил, что очаровал его своим интересным рассказом.
- Никто не знает, тосковал ли он по своей семье, вспоминал ли, как мать гладила его кудрявую голову, как играл с братьями и сестрами. В рассказах о нем упоминается, что он всегда был молчалив. Как жилось ему рядом с этим сложным человеком? Трудно сказать. Они все время были вместе. Есть предание, что Адриан спас его из лап свирепого льва как-то на охоте. Это о чем-то говорит, не находишь? И ночи… Ты представляешь эти ночи на юге? Полная тьма, и звезды Южного креста смотрят с небес на обнаженную пару: суровый воин, закаленный в боях, и трепетный юноша. Служанка у их ложа размеренно машет опахалом…
Антон почувствовал возбуждение, ему хотелось верить, что оно передается и его молчаливому собеседнику. Он чуть подался к Саше, тот медленно отошел от окна, присел у стены в полумраке, словно вдруг резко обессилел.
На улице тихо гудел мотор, желтоватый свет фары протек дорожками по потолку и стене, эти яркие полосы расползались по кабинету, словно искали кого-то, позолотили кудри сидящего. Своей неподвижностью и опущенными глазами он был очень похож на скульптуру своего двойника. Антон пытался угадать его состояние, ему хотелось верить, что Саша погружен в свои чувства и видит те же образы, что и Антон.
- Их разлучила смерть, вечная беспощадная разлучница. Ты не поверишь, но Антиной ушел первым.
Антону показалось, что глазницы на лице сидящего у стены похожи на темные провалы, как будто Саша в упор смотрит на него - в наступившей после света фар и еще более сгустившейся темноте было трудно судить.
- Как всегда, трудно сказать, какая из версий правдива, было много слухов. Приближенные Адриана боялись, что влияние Антиноя становится слишком сильным, хотя на что мог повлиять этот молчаливый юноша, никто уже не знает. Упоминают, что жена Адриана, Вибия Сабина, искренне ненавидела Антиноя и наверняка желала ему смерти. Что волхвы и предсказатели предрекли Адриану скорую гибель, если никто не принесет за него в жертву свою жизнь, и Антиной решился сделать это. Еще одной версией было, что Антиной просто спасался от неумеренного сексуально пыла Адриана. Говорили, что Адриан хотя и был намного старше Антиноя, отличался неумеренным сластолюбием.
Одним словом, трудно сказать, почему этот юноша, воплощение красоты и молчания, покинул этот мир так скоро. Однажды солнечным утром в октябре 130 года его нашли утонувшим в водах Нила. В то время Адриан поднимался вверх по течению на своем корабле, чтобы обозреть свои владения.
Трудно описать, как горевал Адриан о своем любимце. Известно, что этот суровый воин, закаленный в боях, безутешно плакал, как женщина.
-
-
15.04.2018 в 16:51Он резко встал и подошел к окну, голова его горела и, казалось, кружилась, смотрел за окно и ничего не видел,дышать стало трудно, как тогда - перед грозой в лесу.
- Император был безутешен. Он построил город в устье Нила и назвал его Антианополис. Обожествил своего юного друга и заставлял церковников ставить ему статуи в храмах. Его почитали, как юного Диониса, Осириса, Вакха...
Антон приблизился к Саше и хотел положить руку ему на плечо, но не решился. Его новый друг, как он надеялся, был потрясен рассказом, и Антон был уверен, что у них возникла эмоциональная связь и он может позволить себе подойти и прикоснуться к объекту своего обожания. Двинулся было к Саше, но тот обернулся, темный силуэт на фоне серого окна.
— А что Антиною с этого? Статуи эти все? — Антон понял, что Саша намеренно сделал неправильное ударение. — Ему ведь ни холодно, ни жарко от них уже было. И что Адриан этот плакался, ему-то какая разница уже была?
Антон не понимал, почему его визави так напрягся из-за всей этой истории.
- Саша, я не понимаю, почему ты... — Антон все еще пытался удержать эту хрупкую связь между ними. — Эта история просто, чтобы рассказать тебе о том,… на кого ты похож...
Но Саша не дал ему договорить.
— История обалденная, я не спорю. Я-то тут при чем?! Руки! — Антон всего лишь пытался взять Сашу за локоть, успокоить.
Тот вывернулся и пошел по направлению к двери.
— Саша, постойте! Я вовсе не имел в виду…
Как серый призрак, парень выскользнул в дверь в темный коридор. Антон все еще не мог сдвинуться с места, потрясенный и смущенный, он уже готов был представить своего ночного гостя неким духом, который ему привиделся из-за его чрезмерного увлечения, но до него донеслось громыхание в коридоре внизу, где уборщица Степанида Петровна обычно ставила ведро, на которое все постоянно натыкались, и даже услышал приглушенное чертыхание.
Представил, как Саша прошел мимо сцены, вышел по коридору в холл с портретами, который освещался только светом луны, ложившимся серебристыми полосами на лица ушедших вождей.
Антон еще долго стоял один в полумраке недоуменно оглядываясь на бюст со склоненной головой. Потом медленно вышел, закрыл кабинет. В полной темноте шел по коридору, завернул в актовый зал. Вениамин Петрович как всегда забыл выключить освещение. Антон посмотрел на пустую сцену, теперь он всегда будет видеть на ней тень его бога. Пошел выключать свет и у дверей увидел цветной пакет, который Саша забыл,его обуяла невероятная радость: у него что-то останется на память об этой встрече! Это же чудесно!
Подхватил звякнувший пакет и пошел домой. Мамуля наверняка уже давно беспокоится, он никогда не приходил так поздно. Дома он удостоверился, что мамуля уже спит, и с удивлением достал бутылку из пакета на кухне. Издевка судьбы: его бог словно говорил ему: "На, утешься!".
Антон открыл бутылку, налил водку до половины стакана.
- Пью за тебя, моя недолгая нечаянная радость, - произнес он про себя грустный тост и залпом выпил.